«добрые люди Самсошкою звали, подзатыльниками кормили. Да и матушка-то Аграфена Кондратьевна чуть-чуть не паневница – из Преображенского взята».
Они ищут для своей дочери жениха: чтобы был купец, лошадей хороших держал, да и лоб крестил по-старинному. То же и в других пьесах раннего периода: разговоры персонажей вертятся вокруг Рогожского, Преображенки, Лефортова, ношения бороды как некого отличительного признака явно не только бытового характера. А в наиболее известном произведении этого периода – пьесе «Гроза» (1859) – имеется примечание автора:
...«все лица, кроме Бориса, одеты по-русски»;
это конкретное указание на то, что участники действия придерживаются старой веры. Обращение А.Н. Островского к новому для тех лет материалу – о старообрядческом купечестве – не было, конечно, данью моде. Писатель искал хорошее в выходцах из народа. Этим же продиктован и его интерес к Кузьме Минину, любимому историческому герою Островского, к изучению летописей и источников. Основной мотив пьесы «Козьма Захарьич Минин, Сухорук» таков: освобождение от великой разрухи является делом народа, сплотившегося вокруг Минина. В этом контексте интерес к духовным основам русского народа кажется весьма органичным. Заметим, что Агафья Ивановна скончалась в 1867 году и А.Н. Островский, будучи уже известным драматургом, вступает уже в церковный брак с молодой актрисой М.В. Бахметьевой, взявшей под строгий контроль труды и дни писателя. Интерес к старообрядческой среде у него постепенно угасает. Так, в пьесе «На всякого мудреца довольно простоты», написанной в 1868 году, уже содержится прямая ссылка на то, что действие разворачивается в сугубо православной среде господствующей церкви.
Над староверческой тематикой, но в этнографическом ключе, работал и другой литератор – С.В. Максимов (1838— 1901). Будучи сыном мелкопоместного дворянина Костромской губернии, он с детства познакомился с окружавшей его крестьянской средой. Учась в Московском университете, будущий писатель сближается с редакцией «Московитянина», а точнее – с молодым кружком во главе с А.Н. Островским. Именно здесь любовь ко всему народному получила у него творческое развитие. С.В. Максимов начинает публиковаться, помещая в журнале небольшие, но яркие рассказы о деревенской и городской жизни. Они не остались без внимания аудитории. Достаточно сказать, что их отметил И.С. Тургенев, который призвал начинающего писателя активно участвовать в становлении нового литературного направления – изучения русского народа. Следуя этому пути, в 1855 году С.В. Максимов предпринимает поездку во Владимирскую губернию, где приступает к изучению промысла, быта и тайного языка офеней (коробейников, ведущих мелкую торговлю). Как известно, эта категория торговцев выработала особые речевые коммуникации, позволяющие им вести свои дела, оставляя в неведении непосвященных. Молодой этнограф сближается с офенями, настойчиво преодолевая их подозрительность и завоевывая доверие. В результате ему удалось записать более тысячи слов тайного языка торговцев, большую часть которых составляли представители староверческой среды. Это был не теоретический, не книжный, а первый по-настоящему практический опыт изучения народных торговых сетей, организованных силами раскола и составляющих неизвестную доселе часть российской действительности.
Дальнейшее очное знакомство С.В. Максимова со старообрядчеством произошло в рамках литературной экспедиции, инициированной властью сразу после смерти Николая I. Своеобразие этой экспедиции состояло том, что ее проводили не чиновники, как ранее, а уже известные российскому обществу писатели. Максимов оказался среди тех, кого привлекли к работе. Его командировали на север страны, где он окунулся в новые для него этнографические реалии. К тому времени существовало уже немалое количество литературы, содержащей географические, исторические, естественнонаучные сведения о русском севере, однако этнографические исследования прежде практически не проводились. Именно на этом неразработанном пока направлении сосредотачивается С.В. Максимов. Почерпнутые им наблюдения легли в основу очерков «Год на севере» и «Лесная глушь», а также ряда рассказов. Из этих произведений становится ясно, что жизнь простых людей была буквально пронизана староверием и его традициями. В поездке писатель постоянно обращается к историческим источникам, как печатным, так и архивным; исследует местные церковные, монастырские и судебные архивы, извлекая интересные факты из прошлых времен. И от этнографических зарисовок переходит к истории раскола.
С.В. Максимов принял участие в издании обширных материалов по истории старообрядчества; их обнародование относится к началу шестидесятых годов XIX века. Он внес заметный вклад в процесс изучения этого явления русской жизни, опубликовав «Историю о взятии Соловецкого монастыря», «Повесть о страдальцах Соловецких», два послания Аввакума. Эти и другие памятники староверческой мысли вошли в составленный им сборник «Рассказы из истории старообрядства». С.В. Максимов подчеркивал в предисловии к нему: ранее мы слышали только противников раскола, но до нас не доходил его собственный голос:
...«оттого-то обнародование раскольничьих сочинений столько же необходимо, сколько и полезно».
С.В. Максимов в этой своей деятельности был не одинок. С конца 1850-х – начала 1860-х годов книжный рынок страны буквально захлестнул поток раскольничьей литературы, вызывавшей интерес у самых разных слоев читающей публики. Одним из крупных центров распространения старых книг был магазин Т.Ф. Большакова (1794-1863) в Москве. Этот купец происходил из староверческой семьи и, используя свои связи, начал скупать и собирать различные раскольничьи рукописи. При его непосредственном участии составлены московские книжные коллекции М.Н. Погодина, Н.С. Тихонравова, Ф.И. Буслаева, К.Т. Солдатенкова и др. Достаточно сказать, что только Погодин приобрел у него около 200 старинных книг и рукописей для своего знаменитого «древлехранилища». Но Т.Ф. Большаков не просто собирал книги; он серьезно изучал их, став признанным авторитетом в этой области истории церкви. Его познания очень пригодились в период учреждения Белокриницкой иерархии в 1846-1847 годах, когда Большаков выступал в качестве консультанта по каноническим правилам.