Судьба сводит его с интеллигентом Стожаровым, который слушал лекции в разных университетах Европы, работал в заграничных журналах русской эмиграции, помогая:
...«с другого берега очищать в России гниль и плесень».
Осваивая революционную науку, он убеждается, как медленно строится здание свободы, а главное непонятно:
...«откуда начать его строить, сверху или снизу?»
Размышляя над этим вопросом, Стожаров заглянул дальше учения Чернышевского и нашел, что его идеалы присущи лишь ограниченному кругу людей: применительно к жизни его доктрины не пошли дальше устройства швейных и магазинов, которые вскоре все лопнули; они «сочинены в кабинете, а не взяты из жизни». Стожаров находит новый путь – использование сил, таящихся в русском расколе. По его убеждению, только обретение такого союзника позволит движению вести серьезную борьбу с самодержавием. Для этого нужно просветить русского крестьянина, переделать его старый мир в новую общину без власти капитала и торговли. И если образованные люди не понимают, как это сделать, то раскольник Тавологин представляет лучше них. Кстати, на протяжении всего сюжета романа использованы раскольничьи песни, взятые из сборника Н.Г. Варенцова, о котором мы уже упоминали. Хорошо видно, что помыслы главного героя связаны не просто с русским народом, а именно с русским расколом.
Произведения Д.Л. Мордовцева – это своеобразная староверческая эпопея, состоящая из масштабных панорам российского прошлого. Большую часть своих произведений он посвятил народным движениям, полагая, что заложил первый камень в фундамент великого здания будущей истории русского народа. Наиболее плодотворен в биографии писателя петербургский период (1870-е годы), когда на первый план его творчества попадают различные события старообрядческой истории. «Движения в расколе», «Последние годы раскольничьих скитов на Иргизе», «Сидение раскольников в Соловках», «Великий раскол» – вот далеко неполный перечень трудов Д.Л. Мордовцева, красноречиво свидетельствующий о его интересах. Вывод, сделанный в этих исторических хрониках, не менее показателен:
...«Неразумная борьба против родных братьев, оставшихся верными старой обрядности... станет источником великих преступлений и бесчеловечных жестокостей. Борьба с расколом обошлась дороже всех войн, начиная с Отечественной войны 1812 года».
В условиях 1870-х годов такие параллели из русской истории были более чем актуальны и воспринимались обществом как злободневные и своевременные. Надо отметить, что Д.Л. Мордовцев до конца своих дней сохранил интерес к староверческой тематике. Проведя последние двадцать лет жизни на родине, на Дону, он создал ряд исторических романов о казачестве, где главными действующими лицами выступали раскольничьи атаманы С. Разин, Е. Пугачев, К. Булавин, И. Некрасов.
Из всего вышесказанного можно сделать такой вывод: борьба народничества 1860—1870-х годов имела свою специфику, свои особенности. Они связаны с выстраиванием этого движения не вокруг какого-либо класса, а вокруг старообрядческих низов как определенной религиозной -не социально-экономической – общности. С середины XIX столетия российское общество, по сути, впервые получило серьезные знания о расколе, что заметно расширило представления о жизни страны. Объединяющим началом староверческого социума выступала его религиозная идентификация, в корне отличающая старую веру от государственности синодального православия. Действительно, староверие выглядело весьма привлекательно, поскольку издавна противостояло самодержавной России и РПЦ. С точки зрения групп, жаждущих политических перемен в стране, раскол был признан движущей силой, которая наконец-то трансформирует революционные порывы лучшей части интеллигенции в реальную практику. Такое понимание раскола, а главное – политических перспектив, связанных с ним, и явилось основой для выработки конфессионального подхода в борьбе против правящего режима. Неразвитость социальных структур в России середины XIX века была очевидной. Многие наблюдатели, включая иностранных, говорили о невозможности использовать достижения европейского общественно-политического багажа в российском опыте. Классовые теории как новейшее слово западной мысли признавались непригодными для наших условий. Тем большую ценность приобретали осмысление раскола как сугубо доморощенного явления и стремление к практическому взаимодействию с ним. Противники самодержавия обрели вектор для выстраивания не только идейной, но и всей организационной работы. Конфессиональный подход к борьбе, сформулированный знаменитыми революционерами А.И. Герценом, Н.П. Огаревым и М.А. Бакуниным, стал своего рода фирменным знаком народничества. О конфессиональности движения свидетельствует и то, что в народнических организациях в принципе отсутствовало деление народа на крестьян и рабочих. Вместе с тем четко прослеживались религиозные предпочтения. Знакомство с деятельностью народных агитаторов, позволяет лучше понять высказывание известного революционера С.М. Степняка-Кравчинского:
...«...Тип пропагандиста 70-х годов принадлежал к тем, которые выдвигаются скорей религиозными, чем революционными движениями. Социализм был его верой, народ – божеством... он твердо верил, что не сегодня-завтра произойдет революция, подобно тому, как в Средние века люди иногда верили в приближение Страшного суда».