Грани русского раскола - Страница 32

Никонианское государственное пространство, в котором оказался раскол в XVIII столетии, оставляло ему, как мы видели, не очень много жизненного места. Замкнутый уклад, приверженность вере предков, отрицание гражданских новин – вот откуда черпало силы староверие. Однако, постепенно, после десятилетий гонений у государства, выстроенного на европейский лад, и старообрядчества нашлась точка соприкосновения: масштабные деяния Петра I с целью рывка за ведущими державами потребовали мобилизации всех возможных ресурсов. Как известно, заботы неутомимого самодержца о военной состоятельности государства, об укреплении его международной конкурентоспособности дали импульс форсированному развитию торговли и промышленности. Петр I стремился привлекать в российскую экономику всех, кто способен участвовать в ее подъеме. Данный подход отражали законодательные акты петровского времени. В 1711 году власти провозгласили право заниматься торговлей и ремеслами «людям всякого звания... ежели не будет какого препятствия». Цель этой политики обозначалась четко и откровенно: «денег как возможно сбирать, понеже деньги суть артерия войны». Неудивительно, что в этой связи в документе говорится и об улучшении персидского торга, и о приезде армян, которых «надо приласкать и облегчить в чем пристойно». Главная же ставка правительством делалась, прежде всего, на европейских мастеров, располагавших нужным опытом и знаниями в организации производств и мануфактур. Ссылки на использование иностранцев в этой сфере встречаются во многих документах петровской поры. К примеру, указ от 5 ноября 1723 года, излагавший разные промышленные проблемы, отмечал незначительность желающих в России, в отличие от западных стран, заводить фабрики, поскольку:

...

«наш народ, яко дети... которые никогда за азбуку не примутся, когда от мастера не приневолены бывают, которым сперва досадно кажется, но когда выучатся, потом благодарят».

Эти опасения высказывались не напрасно. Усилия властей по поощрению предприимчивости и деловой инициативы находили слабый отклик у тех, кому собственно адресовались – у опоры самодержавия российского дворянства. Новое правящее сословие проявляло безразличие к различным торговым и ремесленно-мануфактурным делам, по сути, просто брезгуя заниматься ими. Вспомним пушкинского «Арапа Петра Великого», где дворянин Корсаков, вернувшийся из-за границы, был глубоко потрясен аудиенцией у российского самодержца, принявшего его в холстяной фуфайке на мачте строящегося корабля. В свою очередь, Петра I изумили бархатные штаны молодого человека, которые годились лишь для развлечений, но никак не для какой-либо созидательной деятельности.

Нежелание служивого дворянства самостоятельно приобщаться к ремеслам и промышленности инициировало организацию фабрик и заводов сверху. Настойчивость государства диктовалась, прежде всего, растущими военными потребностями, вооружением и содержанием постоянно действующей армии. Именно эти нужды оставались основной причиной правительственных забот о производствах. В этой связи важно отметить и еще одно обстоятельство: равнодушие к промышленному строительству со стороны дворян имело и свои корни. По сути, оно явилось продолжением негативного восприятия торгово-мануфактурной деятельности, сложившегося еще во времена московского царства. В допетровский период подобные инициативы исходили лишь непосредственно от самой власти в лице приближенных царя, завязанных на иностранных торговцев. Новые же государственные условия не сильно изменили ситуацию: промышленные начинания по-прежнему оставались прерогативой придворных деятелей. Стремясь перегруппировать торгово-промышленную сферу, власти решили внедрить в отечественную практику цеховую производственную систему. В 1721 году вводился в действие «Регламент Городского Магистрата», которым посадское население городов делилось по гильдиям, основанным на цеховом принципе. В соответствии с этим актом образовывалось две гильдии: в первой состояли банкиры (ростовщики), лекари, аптекари, живописцы, шкиперы кораблей, крупные купцы, имеющие отъезжие торги; во второй – резчики, токари, слесари, столяры, портные, сапожники и т.д. Все прочие, «обретающиеся в наймах и черных работах», числились «подлыми людьми». К тому же, представители каждого ремесла образовывали «свои особливые цехи» со своими уставами, правилами, содержащими права ремесленных людей. В Формуляре к «Регламенту», с профессиональных позиций описывающем жителей городов, перечислено около 60 наименований различных специальностей. Такой подход был призван переформатировать торгово-промышленное население городов по западному образцу.

Однако эта попытка не пошла дальше заимствования чисто внешней стороны европейской гильдейской организации. Соединение горожан по общности профессий в российских условиях не прижилось. Спущенная сверху новая предпринимательская структура довольно быстро начала растворяться в прежней купеческой градации московского царства, которая базировалась исключительно на размере финансовой и имущественной состоятельности. В результате в переделанной на европейский манер торгово-ремесленной системе не профессиональный, а хорошо знакомый принцип тяглоспособности снова лег в основу распределения городского населения. Эта практика полностью соответствовала менталитету предпринимательских слоев той поры. Так, идеолог российского купечества первой половины XVIII века Иван Посошков предлагал даже одевать торговых и посадских людей исходя из их благосостояния. В своем известном труде «О скудности и богатстве» он прямо и откровенно заявлял: